Проблем познания человека человеком охватывает практически все явления человеческой психики. В советской психологии к ней было привлечено внимание академиком А. А. Бодалевым. Эту проблему следует выделить при рассмотрении тактического мышления спортсмена. Любое единоборство — это противоборство, в котором спортсмены ставят перед собой одинковую цель (каждый стремится к победе), но строят свои определенные планы-замыслы и стараются осуществить их. Естественно, что спортсмен значительно легче осуществит свой замысел, если навяжет его противнику и разрушит замысел последнего, разгадав его. Но ведь для этого необходимо учитывать возможные ходы противника, производить выбор действий за него, т. е. уметь становиться на его точку зрения, понимать его и думать за него. Это может позволить управлять поведением и действиями конкурента (что в психологии именуется довольно сложно — «рефлексивным управлением»). Прогнозируя, предвидя (опять сложный термин) действия противника, спортсмен достигает заслуженной победы. В противном случае она может быть в известной степени случайностью.
Понимание другого, оценка и мышление за другого должны сочетаться с пониманием себя и самооценкой. Только при этом условии рождаются и реализуются тактические планы-замыслы квалифицированных спортсменов.
Великолепной иллюстрацией этого является материал о составлении и реализации конкретного тактического плана ведения боя с определенным противником, приведенный известным советским боксером и тренером Аскольдом Лясотой. Речь идет о его финальном поединке на Спартакиаде народов СССР в 1956 году С Геннадием Шатковым, который был тогда чемпионом Европы. «Что и говорить, -— пишет А. Лясота, — за этот год Шатков значительно вырос. Это сложившийся мастер: у него мощный удар с обеих рук, да и тактически хорошо подготовлен. Но меня тревожило другое. Геннадий, как и я, работал на «контрах»... Ярко ОН это продемонстрировал в бою с Евгением Феофановым. Женя атаковал... и натыкался на его левую, и притом очень часто. Поразительная закономерность. Два раунда Шатков изматывал Феофанова, а в третьем окончательно завладел инициативой и стал хозяином ринга... боксировал с человеком, у которого твой же рисунок боя, трудно — думает А. Лясота. — Значит, мне нельзя работать на контратаках, а если нет, то выход один — темп».
С психологической точки зрения интересно проследить за практической реализацией задуманного А. Лясотой тактического плана. Вернемся к его воспоминаниям. «Я атакую стремительно и резко... Шатков контратакует... Все же мне удалось провести несколько ударов. Видимый успех окрылил менял, но. вскоре я пропустил несколько истречных прямых. Снова успеха нет. В перерыве подумал: а что если окончить бой нокаутом?! У меня же мощный, тяжелый удар!
Я забыл обо всем: теперь все мои надежды на один лишь удачный удар. Но Шатков оказался слишком осторожным. Он защищался плотно и набирал очки. В результате и второй раунд за ним. За короткую минуту отдыха перед решающим раундом я пережил больше, чем иной раз за целый бой. Как; я мог сорваться, подменить тонкую игру на ринге голым напором, грубым обменом.уда-рами!.. С опозданием я понимал, что нельзя делать ставку на нокаут. Нокаут допустим при условии явного технического превосходства над противником.., к тому же я плохо защищался... Теперь мне осталось сделать одно, почти невозможное: набрать в последнем раунде больше очков, чем мой соперник набрал в двух... Но" невозможное всегда остается невозможным: победу по очкам одержал Г. Шатков».
А в другом месте той же книги А. Лясота высказывается еще более выразительно о встрече уже с другим противником: «В перерыве стараюсь поставить себя на место противника. Что бы сделал я в подобной ситуации? Конечно, нападал бы! Поэтому моя задача — не дать ему провести атаку. Во время боя нелегко перестраивать тактику. Я даю противнику пересечь ринг, делаю вид, что готов защищаться, и внезапно атакую сам. Он растерян. Точный удар — и все кончено».
Приведенный материал свидетельствует, что за внешней стороной действий активная работа мысли спвртсмёнов, направленная на оценку и самооценку технических и тактических возможностей, на взвешивание всех «за» и «против» за себя и за соперника, на выдвижение гипотез, их проверку и изменение и т. д.
Столь же необходимо умение понимать партнера и думать за него. При полном понимании маневра партнера личную стратегию спортсмен строит так, чтобы его действия легко «читали» товарищи по команде и чтобы в то же время они сохраняли как можно большую неопределенность Для соперника. В некоторых видах спорта, например настольном теннисе, существует даже специальная жестикуляция, облегчающая взаимопонимание партнеров (перед подачей).

Однако понимание другого — задача достаточно сложная. Один из первых психологов спорта, экспериментально изучавших тактическое мышление теннисистов, Р. С. Абельская предлагала одному теннисисту заранее наметить план своих действий и вести в соответствии с ним игру, а второму —разгадать замысел первого. На схеме площадки фиксировались точки приземления мяча. Результаты опытов оказались неутешительными, даже печальными. Из 10 экспериментальных партий действия соперника были разгаданы лишь в трех случаях. Причем испытуемыми являлись квалифицированные спортсмены, а характер замыслов не отли-
чался большой сложностью. Первый игрок задумал играть длинно, с задней линии, не подпускать соперника к сетке, «убивать» мячи с воздуха. Играл он действительно в основном длинно, под левую руку соперника, у которого левый удар слабее правого. Была обнаружена и тенденция «убивать» мячи с лёта. Из 52 ударов, произведенных во время игры, длинных было 36, под левую руку — 36, выходов к.сетке — 4, ударов с лёта — 6. Второй игрок истолковал его.действия как стремление к сетке, предваряемое ударами под правую или левую.руку.
Еще эксперимент. Один игрок задумал вызывать соперника вперед к сетке и обводить. В его действиях своеобразно сочетались длинные и короткие удары: ряд длинных ударов удерживал соперника на задней линии площадки (подготовка к вызову), затем короткий удар (вызов к сетке) и снова длинный (обводка противника). Тенденция, вести игру именно указанным способом была выражена совершенно отчетливо в 34 разыгранных очках из 72. Соперник необоснованно интерпретировал эти действия как стремление выходить к ;сетке и заканчивать игру с воздуха.
Почти полное отсутствие правильного распознавания действий соперника,, предвзятое мнение о его тактических замыслах, некоторая косность в истолкованиях свидетельствуют об известной ограниченности в умении понимать, другого и думать за него. Вероятно, это связано с особенностями в подготовке спортсменов, с невниманием к развитию эмпатического умения (умения мыслить за другого, с его позиции).
Еще раз обратимся к мнению А- Лясоты. Уж очень точно его описание. «...Я часто в бою не мог разгадывать тактические планы своих соперников. Очень многие пытаются сравнить бокс с шахматами, подкрепляя это тем, что. шахматы и бокс требуют постоянного редугадывания замысла противника. А Харлампиев писал, что победить может лишь тот, кто думает, постоянно думает, даже под Градом ударов». «...Но невозможно сразу же научиться предугадывать действия противника. Для этого необходима практика. Я решил поначалу внимательно следить за боями моих друзей. Теперь я приходил на тренировки часа за два, садился в уголке и смотрел, как работают ребята, мысленно ставя себя на их место, проигрывал в голове все перипетии и встречи. Но часто, уходя из зала, никак не мог твердо ответить на вопрос, удалось ли мне разгадать замысел предполагаемых противников». Лишь постепенно активизируется эмпатические способности спортсмена, но это вполне развиваемое качество.

 

Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.