ВЕЛИКИЙ СТРЕЛОЧНИК
Часть 1
Мы знаем тренеров, юных или уже заслуженных теннисистов. Председателей и президентов федераций. Но знаем ли людей, благодаря которым слаженно работает спортивный механизм: кого мысленно благодарим или ругаем за достижения или, напротив, неудачи? Кто проворачивает маховик соревнований, протоколов, командировок, выездов на турниры, процедур награждения? Кто переводит стрелки, правит семафорами, состыковывает пути? Кто эти простые солдаты и ответственные офицеры, служащие в штабе, из которого определяются все стратегии и тактики нынешнего теннисного войска? Мы знаем одного из них — Александра Хорова. 1 сентября он отметил своё 60-летие, а до этого пережил распад огромного СССР, из-за чего чуть не остановилась теннисная жизнь в большой России. Без тени скромности можно сказать, что он подхватил останавливающееся сердце настольного тенниса в отечественном спорте, перенёс его в новое державное тело и перезапустил. В его руках забилась обновлённая теннисная жизнь. Остались в залах некоторые тренеры, и даже смогли пригласить на работу иностранных специалистов, смогли вернуться некоторые молодые теннисисты, возобновилась работа судейского корпуса, родилась и окрепла клубная жизнь. И многое из этого ожило благодаря Александру Владимировичу. Поэтому когда восклицают: «Если не я, то кто?», знайте: это про него. В жизни вообще всё так: нет вокруг никого — не жди, делай сам. Он так и поступает.
Александр Хоров — двукратный чемпион России, мастер спорта СССР, международный арбитр. Награждён почётным знаком Госкомспорта РФ «За заслуги в развитии физической культуры и спорта», медалью «80 лет Госкомспорту России» (2003), медалью ФНТР «За заслуги в развитии настольного тенниса России» (2013). Член международного «Свейтлинг-клуба». Окончил Московский институт железнодорожного транспорта (МИИТ, 1976); Ферганский гос. педагогический институт (1987), курсы в Институте повышения квалификации кадров РГУФКСиТ по программе «Современные технологии подготовки спортсменов-инвалидов в адаптивном спорте» (2009). С 1977 г. Александр Хоров на тренерской работе. В 1982—1983 гг. он главный тренер команды Вооружённых сил СССР по настольному теннису. С 1983 г. работал тренером сборных СССР по настольному теннису. Направлялся на работу в Боливию, Уругвай, Индонезию. В 1992—1993 гг. — начальник сборной России по настольному теннису. В 1993—1995 гг. работал тренером в спортивных клубах Испании. В 1999—2008 гг. – начальник команды, старший тренер по настольному теннису ФГУ «Центр спортивной подготовки сборных команд России». В 1997—2008 гг. — исполнительный директор, спортивный менеджер ФНТР. 2008–2012 гг. – старший тренер параолимпийских видов спорта Центра спортивной подготовки сборных команд России. С 2013 г. — тренер по настольному теннису в Досуговом и спортивном центре «ЭПИ-Алтуфьево» (Москва).
НТ Ревю: Александр Владимирович, самое яркое впечатление в вашей работе в ФНТР — ...
Александр Хоров: …период, когда не стало одной страны и на горизонте возникла другая — современная Россия. Не стало Федерации настольного тенниса СССР — надо было поднимать новую ассоциацию. В это-то время Константин Дмитров и Сергей Сычёв, тогдашние генеральный секретарь и президент Федерации настольного тенниса России, пригласили меня, единственного из старого отдела, на работу в новой — российской Федерации. Захватили из здания Госкомспорта РСФСР с Кропоткинской улицы пишущую машинку, приехали в здание нынешнего Олимпийского комитета, где находился ранее Госкомспорт СССР, и в 437-й комнате начали работать. Далее много раз будет произнесено местоимение «я». Это не самовосхваление, а констатация факта. В анархические годы начала 90-х, когда ничего не было, никто не знал, чем заниматься, я сумел обеспечить преемственность в работе новой Федерации. Мы ничего тогда не сорвали: ни выезд на чемпионат мира в 1993 году в Швецию (визу для спонсора получил за 1 день), ни чемпионат России. Продолжили календарь. Организовал выезд на фирму «Тибхар» в Германии за новой экипировкой: мой друг подогнал автобус из Петербурга, я оформил визы, Сергей Сычёв нашёл спонсора на оплату расходов, и мы привезли полный автобус формы для сборных команд. Также на мне были переговоры на немецком и вождение. Сейчас это кажется дикостью: вся экипировка поступает в Москву, иди и получай её, никуда не выезжая, а тогда это было нормальным. Мне удалось найти спонсора, который дал 5 тыс. долларов США на выезд команды на чемпионат Европы 1994 года, где женская команда России стала чемпионом Европы. Без копейки денег нам удалось поддержать команды, поскольку мне удавалось решить множество организационных вопросов, отладить детали: я знал, где служба оформления выездов, где заказывают билеты, где наградную атрибутику, где что. У нас даже с Федерацией лёгкой атлетики был один бухгалтер. Это было не просто переходное, это было, повторю, страшное время. Я горжусь тем, что стал тем человеком, кто на своих плечах перенёс груз старой федерации настольного тенниса в новую: перешёл из одного мира в другой, из одного исторического измерения в другое. Поначалу на мне было всё, начиная от заправки порошка в картриджи, заканчивая международкой. Чувствовал себя Мальчишом-Кибальчишом: «Нам бы день простоять да ночь продержаться: близка Красная армия». Образно говоря, патронов хватало — некому было их подносить. Доходило до того, что все факс-сообщения о турнирах и нашем участии в них я лично отправлял с Центрального телеграфа на улице Горького. Некому это было делать. Референтура из советского Спорткомитета разбежалась по богатым федерациям. А кто-то ушёл в бизнес, как, например, бывший начальник управления международных спортивных связей. Много тогда тренеров пропали или уехали в Америку и Европу. А я ездил к однокласснику – военному переводчику, он помогал мне вести международную переписку. Писалось что-то вроде «извините, сами мы не местные, денег мол, почти нет, рейс «Аэрофлота» состоится раньше, чем начнётся турнир, а отправление — на день позже его завершения. Примите нас, пожалуйста, в оставшиеся дни да заодно отправьте в аэропорт автобус, чтобы нас встретить и отвезти, и всё это за ваш счёт. В ответ мы готовы потренироваться с вашими спортсменами». И встречали-принимали нас за свой счёт. Слова «перестройка», «гласность» делали своё дело: нам помогали итальянцы, французы, румыны.
— Одного не пойму: вчера была огромная страна, победившая в войне со всей Европой, запустившего первого человека в космос; а сегодня — «Сами мы не местные, подайте Христа ради...»
— Каждая федерация выживала по-своему! Государству было не до большого спорта. Отправляя подобные письма, испытывал очень большой стыд.
— И всё-таки она вертится, теннисная жизнь. Инвентарь всё равно бесперебойно поступал?
— В конце 1992 случайно выяснил, что последняя партия закупленного Советским Союзом игрового инвентаря «Баттерфляй» находится где-то у чёрта на куличках, на отдалённой московской промзоне и кем-то растаможена. Штраф за просрочку хранения — более 100 тыс. рублей (до деноминации, при зарплате 3 тыс. рублей в месяц). Там одних накладок было видимо-невидимо. Заняли денег, чтобы оплатить штрафы за просрочку и на выкуп инвентаря. Поэтому когда выдавали накладки, то, чтобы возместить штрафные, просили спортсменов заплатить небольшую сумму. Или вот в «Лужниках» пропали столы — пришлось искать новые... Проблемы сваливались на нас одна за одной. Только уворачивайся. Мы буквально вязли в них, они опутывали нас, не позволяя начать развитие...
— В какой момент возникла Федерация настольного тенниса России?
— Два человека могут рассказать об этом: Константин Дмитров и я. В юбилейной книге о ФНТР этот момент был полностью упущен. Сейчас кажется, что ФНТР была всегда, как тайга или Балтийское море. А исторически была борьба. После окончания Олимпийских игр в Барселоне в 1992 году перед президентом ITTF Исирой Огимурой (Ishira Ogimura: 1932—1994; президент ITTF в 1987—1994 гг.) был поставлен вопрос о независимом статусе Федераций настольного тенниса бывших республик СССР (прибалтийские федерации восстановили членство в ITTF ранее) и их признании на международной арене и о роспуске Федерации настольного тенниса СНГ, которую тогда возглавлял Юрий Посевин. Представители национальных школ настольного тенниса, и в первую очередь ФНТ России, настаивали на автономии. В 1993 г. в Москву общими усилиями был приглашён Огимура. На общей встрече с президентами Федераций настольного тенниса стран СНГ Посевин выступал как представитель СНГ. Естественно, он вёл эту встречу и переводил для всех с английского. Понимал по-английски и Дмитров. Он-то и понял и тут же сообщил нам, что Юрий Алексеевич и Огимура не очень-то хотят отдельных федераций. Но президенты национальных федерации и в первую очередь ФНТ России через Дмитрова говорили Огимуре об общем желании выйти из Федерации СНГ и стать отдельными членами ITTF. Огимура говорил, что мы зря это делаем, в мире тенденции к объединению, а мы тут, понимаешь, хотим разбежаться. Но, видя общее желание, был вынужден предложить написать ему, президенту ITTF, какой-нибудь общий документ о стремлении представителей республик к независимым федерациям. Мы ему — не знаем, как это будет по-английски. Он нам: ничего страшного, пишите по-русски, а у себя мы потом переведём. Я тут же поднялся к себе и на пишущей машинке набело напечатал общее заявление представителей советских республик об учреждении независимых федераций настольного тенниса. Была полная импровизация и громадное вдохновение во время этой исторической работы!
— Ох эти пишущие машинки! На одной такой за ночь напечатали совместный договор президентов России, Украины и Белоруссии о независимости их республик* (*Недавно стало известно, что ни в одной из указанных стран не обнаружены оригиналы этого договора.) За несколько часов корабль истории изменил курс в лесу, на даче, на печатной машинке... Кстати, Огимуру ведь избрали неожиданно для европейцев.
— Это произошло на чемпионате мира в Индии, в Нью-Дели в 1987-м, за год до сеульской Олимпиады. Перед выборами нового президента ITTF европейцы договорились между собой поддержать англичанина Роя Эванса (H. Roy Evans: 1909—1998; президент ITTF в 1967—1987 гг.). Тот сделал всё, чтобы настольный теннис стал олимпийским видом спорта. Рассчитывали, что он впервые увидит своё детище на сеульской Олимпиаде (1988) как действующий президент и после неё покинет пост под аплодисменты очередного конгресса. Но за год до этого голоса азиатов из не очень теннисиных стран перевесили, и выбрали Огимуру — экс-чемпиона мира из Японии. Я присутствовал на этом конгрессе как руководитель делегации на чемпионате мира и как представитель ФНТ СССР.
— Реакция Юрия Посевина после возникновения новых федераций?
— С Константином Дмитровым он после этого не контачил. Каждый президент национальной федерации бывших республик СССР стал как он: большим и значимым. Но позже Юрий Алексеевич так много сделал и для российского настольного тенниса, и для федераций наших соседей! Это отдельная, очень толстая книга, которую предстоит ещё написать!
— Что ж, его можно понять... Однажды вы ведь поехали на международный конгресс вместо него.
— Потому что когда решался вопрос, кого послать за рубеж руководителем делегации на чемпионаты мира и Европы, звучала фамилия Посевина. На это кто-то из советских начальников, знавший о международной работе Юрия Алексеевича по атомной тематике (Посевин долгое время работал в Восточной и Малой Азии. — Прим. ред.), раздражённо бросил: «Опять Посевин! Снова в Индию! Теперь по спортивным делам. Он там в этом году уже был два раза! Пусть занимается внутренними вопросами». (Посевин рассказал мне об этом, смеясь.) В итоге на конгресс, проходивший в Индии, направили меня.
— Владели английским?
— Признаться, в то время весьма приблизительно. Знаю немецкий, чуть хуже испанский, Но, знаете, мне пришлось читать лекции на английском. Я был направлен в Тунис для организации семинара молодых тренеров. Семинар проходил в университетском городе Туниса. Об английском имел представление по названиям песен. Вроде модных тогда Modern Talking. И я студентам зарядил что-то вроде: «Модерн тэйбл теннис хэв биг проблем...» (Смеётся.) Получилось. Семинар молодых тренеров я так вёл 10 дней. Вспомнились тогда Джэфф Питерс и Энди Таккер* (*Сквозные персонажи из знаменитого цикла новелл «Благородный жулик» (1908) О`Генри. Оба этих оболтуса с переменным успехом зарабатывают на жизнь мелким мошенничеством, пользуясь глупостью, жадностью и тщеславием людей, хотя, впрочем, и сами время от времени попадаются на удочку более расторопных жуликов.). Последний из них умел рассуждать на любую тему. Или вот Остап Бендер, дебютировавший в Васюках как лектор по шахматам.
— В советской Федерации настольного тенниса были не последние люди.
— В 70-х застал председателя Федерации Германа Тартыгина, возглавлявшего Главспортпром, потом был 1-й секретарь Союза композиторов Владимир Панченко (с ним на пару таким же 1-м секретарём был знаменитый советский композитор Тихон Хренников). В свою очередь, Союз композиторов был органом ЦК Компартии Советского Союза. Поэтому когда проводился турнир на призы газеты «Советская культура», тоже бывшей органом ЦК КПСС, у нас на открытии выступали и Иосиф Кобзон, и Лев Лещенко, и Ян Френкель, и Валентина Толкунова, и Надежда Бабкина... Для них это был шефский концерт, от которого пойди откажись... Турнир газеты «Советская культура» проводился на самом высоком уровне, подобно хоккейному турниру на призы газеты «Известия»: МИД, например, содействовал в визовой поддержке и рассылал по посольствам приглашения. В Моссовете собирался оргкомитет, где присутствовали представители спорта, торговли, милиции, гостиниц «Украина» и «Спорт» и проч. Деньги шли от государства. Всю практическую работу в советские времена вели профессионалы: гостренер Владимир Косматов, затем сменивший его на этом посту Александр Беляков, Владимир Быков, Владимир Воробьёв, я. Позже к нам присоединились Дмитрий Котырев и Владимир Путиловский.
— Нормально, когда настольный теннис возглавлял композитор?
— Этот вопрос определял очень серьёзный орган (указательный палец вверх): ЦК. Под его руководством провели чемпионат Европы...
— И хорошо руководил?
— Нам не мешал. С его помощью могли рассчитывать на любую поддержку в определённых кругах и в ситуациях по вопросам, связанных с выездом за рубеж.
— То есть ситуация, когда министр федерального правительства назначался президентом спортивной федерации, не уникальна?
— После всех изменений и сейчас де-факто ситуация почти та же. Помощник Президента России Игорь Евгеньевич Левитин курирует настольный теннис, возглавляя Попечительский совет ФНТР.
— И всё же...
— И всё же вспомните, что первый русский университет курировал генерал-адъютант Иван Шувалов, молодую авиацию в России возглавлял великий князь Александр Романов, а Русское географическое общество (как сейчас министр обороны Сергей Шойгу) — великий князь Константин Романов. Подобных примеров в истории нашей страны много. Ничего страшного в этом нет. В настоящее время государство очень сильно помогает видам спорта. Поддержка государства окончательно не пропала. Единый календарный план Минспорта России является, по существу, спортивным бюджетом на будущий год. К ноябрю утруска-усушка завершается: становится понятным, что будет финансироваться государством.
— Вам тогда было 38—39 лет. У вас инженерное образование, вы железнодорожник. Была возможность вернуться в основную профессию? Всё-таки транспорт и связи нужны при любой власти.
— Начинал как инженер-проектировщик БАМа в головном институте Минтрансстроя, проектировавшем эту магистраль. Чертили станции, полустанки, инфраструктуру, рассчитывали сметы... Через два года после окончания МИИТа меня на год раньше положенного срока отработки перевели на спортивную работу: я часто пропадал на соревнованиях и сборах. А в теннисе начинал ещё в институтской команде под началом незабвенного Игоря Ройтмана (интервью с ним см. «НТ Ревю», №1/2011. — Прим. ред.) Вместе шли по жизни. И, пользуясь случаем, хочу сердечно поздравить Игоря Ильича с его недавним 80-летием!.. А не вернулся на железную дорогу, потому что чувствовал: никто, кроме меня. Ощущал свою дельность в отечественном настольном теннисе.
— Федерация пережила безденежье?
— С января 1993 г. в Федерации больше 5 месяцев не платили зарплату. Поэтому подрабатывал курьером на автомобиле или извозом. Развозил свои и чужие документы по посольствам. Как ни надрывались, нервное натяжение порвалось. Началось с того, что моя вторая жена, абсолютная чемпионка последней Спартакиады СССР, сказала: хватит. В декабре 93-го на жигулях поехали в Испанию. Выучил там язык, пообтёрся, осмотрелся и понял, что зарплата такая маленькая, как теннисный мячик. Наш вид спорта там экзотика. На достойную жизнь хватало, потому что нам снимали квартиру, оплачивали коммунальные услуги. Но отложить ничего не получалось. Развития никакого.
— Но ведь Испания тогда смотрелась весьма продвинуто.
— Что говорить, если директором клуба, к которому мы прилепились, был учитель начальных классов. Поначалу он надеялся на помощь местной администрации (она называется у них хунтой или аджунтаменто) — по-нашему, горисполкома или мэрии. А те ни рыба ни мясо. Кроме спонсорских, он и свои деньги вкладывал в клуб. В один прекрасный момент жена его допекла, и он говорит нам: контракт есть, но денег нет, ребята. Пришлось сделать трудный выбор и вернуться домой.
— Домой привычнее возвращаться на самолёте, а вы на своём автомобиле.
— Причём без документов. Я работал в Испании по устной договорённости, без оформления контракта. Деньги получал из рук в руки. Прошло время, надо продлевать визу. Вызвали в полицию: так мол и так, что у нас делаешь? Я им о клубе. Подоспел директор клуба с двумя своими детьми. Малые в плач: помилуй, батюшка, мы его (то есть меня) любим-уважаем. Нужен он нам. Полицмейстер смилостивился, откатали мои пальцы. Ненадолго продлили визу. Но стало понятно, что надо как-то солиднее обосновываться. Поразмыслил, засобирался домой. А положение моё швах: нет визы — нет страховки на машину. А без неё никуда. Карцер, нары, небо в клеточку. Шенгенское визовое соглашение тогда ещё не действовало: на приграничье проверки. Ехал по Европе огородами, словно Ковпак с партизанами по немецким тылам. Так и докатил: тыща двести вёрст, минуя портовую Барселону, тыща вёрст по виноградной Франции, ещё тыща вёрст автобанами Германии к Польше. Продирался на своей «шестёрке» на родину. Подъехал к последнему рубежу между Германией и Польшей. Дорога не основная, Берлин — Варшава, а с юга, от Гёрлица. Вижу: ребята молодые, лет 18-ти, скучают у шлагбаума. Они мне: где виза-то в паспорте? Показываю испанскую бумажку, cornette, — глядите: вот дата – месяц назад выдали, свежая, всё нормально. Они кивают: проезжай... А на самом деле это был срок, до которого этот документ был действителен! Но я был настолько убедителен, что они не стали вдаваться в тонкости испанского языка и выпустили. Въехал в Польшу по советскому паспорту (тогда с ней виз не было) и выдохнул: всё! теперь я легальный. Так проехал три страны, не имея на руках ни одного действующего документа! А всё так хорошо начиналось! Что говорить: жили-то мы в Санлукар-де-Баррамеда (эдакое знойное название), всего ничего до Америки — только руку протяни через океан. Сидим, помню, на песке, противоположный берег грезится за краем вод... Или вот, с другим нашим соотечественником-лейболистом соревновались, кто через пляж, ближе к Америке подъедет. Автомобили наши потом местные рыбаки обратно выковыривали... И после всего этого — домой, в Москву?
— Вы не сразу вернулись к настольному теннису?
— Поначалу работал на предприятии, где оздоравливал самых разных людей, от простых рабочих до председателя комитета по химии и ректора химико-технологического университета им. Менделеева. Все играли в волейбол. А в ФНТР уже появились люди. Как-то было не до меня. Но в те же годы погиб президент Федерации Владимир Волков, умерли исполнительный директор Фарух Хашимов и Борис Прокуратов, который вёл клубный чемпионат. Оставался только Владимир Тарасов, который и сейчас ведёт международное направление, а также Владимир Воробьёв. В общем, там опять работать некому. Воробьёв позвал меня. Сначала совмещал работу в ФНТР с предприятием, а потом совсем перебрался в спорт. Дмитрий Котырев, тогдашний президент ФНТР, дал ставку тренера. Работа была разнообразной. В то время в ручном режиме приходилось решать многие финансовые вопросы. Находили деньги, где могли. И тренеры, и функционеры Федерации. Бывало, расплачивались со спортсменами из кубышки, буквально из 3-литровой банки. Дикое было время. Вёл всю бумажную работу. Надо было, например, по зонам разослать по 80 документов. А это кадеты, юниоры и взрослые. На круг выходило 320 бланков. На почту не надеешься: долго и потеряться может. Поэтому не отходил от факса. Сидишь по три месяца, на кнопки жмёшь, рассылаешь.
— Но тренером вы не стали работать.
— Когда со спортсменом занимаешься 5—6 дней в неделю по 3—4 часа, и становится он мастером спорта, членом сборной, а потом он не знает, что с полученными навыками делать, — значит, я ему морочил голову, получается, дал человеку невостребованную профессию. Это сейчас научились зарабатывать настольным теннисом, а тогда была полная неопределённость. Хотя опыт работы тренером есть. Работал в 80-х вместе с Воробьёвым в юношеской сборной, потом перевели к Борису Шафиру в мужскую сборную. Был и тренером, и спаррингом, и начальником команды. А начинал со Станиславом Гомозковым в 1977—82 гг. в сборной СССР. Вернулся к тренерской работе только в 2008 г. с инвалидами. Недолго работал председателем Тренерского совета при ФНТР. Но вскоре понял, что просто сгорю на этой ответственной должности. К тому времени у меня уже было серьёзно подорвано здоровье. А мне ещё хочется внука в школу отвести.
— Как вы охарактеризуете ситуацию с тренерским корпусом?
— Сейчас благодаря руководству ФНТР и Попечительскому совету стали потихоньку обращать внимание на молодых, начинающих тренеров. Регулярно проводятся семинары тренеров. На некоторых встречах, судя по вопросам с места, тренеры не знают не только элементарные аспекты работы, но даже базовые элементы игры. Впрочем, это не повод сокрушаться, работа с ними началась. Причём ритмично и по многим регионам. Благодаря проекционной технике и технологиям видео, стало удобно демонстрировать необходимые фрагменты тренировок. Но пока наши тренеры остаются суфлёрами. Посмотрите на их работу на турнирах. Перед розыгрышем каждого очка они проговаривают воспитаннику, что следует делать. Когда на европейских турнирах их за это выгоняют, у теннисистов возникает ступор. Такие тренеры напоминают мне неумелых репетиторов, которые к решающим экзаменам не смогли научить недорослей, где ставить точку, запятую, а где писать с заглавной буквы или прописной. Только и слышу от них лихорадочное: «Развернись», «Подсядь!», «Играй справа!», «Подай коротко!». Не прививая воспитанникам навыки самостоятельного принятия решений, ответственности в каждую секунду игры, сосредоточенности на мяче, а не на тренере и им сказанном, эти горе-тренеры тем самым оказывают ребятам медвежью услугу. Да и попросту ничему их не научают. Все их крики и гримасы обнаруживают в них полный непрофессионализм. Но спортсменов готовят не только тренеры. К их судьбе причастны и судьи. Поэтому перед первым же исполкомом, проходившим при тогдашнем президенте ФНТР Евгении Левитине, я обратился к Николаю Терёшкину, возглавляющему Комитет судей и рефери ФНТР: подготовьте таких судей, которые не позволят нашим теннисистам нарушать элементарные требования. Например, правила подачи. Потому что в худшем случае у наших ребят за рубежом не зачтут большинство подач, и они проиграют. Так что наши судьи — тоже в некотором роде тренеры наших теннисистов. Но для этого следует подготовить и судей. Николай Петрович начал проводить судейские семинары. Тренерские и судейские семинары — рукава одной реки. Смысл судейских семинаров и в том, что долгое время мы не могли провести зональные соревнования и по их итогам присваивать новичкам спортивные звания, потому что на таких соревнованиях не хватало квалифицированных судей. Появились новые судьи — возникли условия для правильной квалификации теннисистов.
— Раньше труднее было стать чемпионом России?
— В 1979 г. я стал чемпионом России в личном разряде. Из семи сильнейших спортсменов не было только Игоря Подносова. Все другие — Геннадий Стрельников, Борис Минаков, Сергей Тюленев, члены сборной СССР — в том чемпионате участвовали. Но когда Стрельников совершил невозможное — проиграл, то все остальные 15 теннисистов, которые оставались в сетке, вполне могли стать чемпионами. Среди них ваш покорный слуга. «Почему нет?» — спросил я себя. И ринулся в бой. Главная сложность в той борьбе заключалась в разностильности соперников. Это разные школы: горьковская, самарская, краснодарская, абаканская и другие. Подобное разнообразие — сильная сторона советского тенниса. Сейчас такого нет. В последние годы наблюдал только спад. Но в этом году, на чемпионате России в Петербурге, заметил подъём в нашем мужском теннисе. Кажется, там созрели победные условия. Количество перешло в качество, Мужчины стали посильнее женщин.
— Насколько необходимо спортсмену оканчивать институт?
— Раньше выпускникам вузов вручали значок-ромбик. Его называли поплавком. Считалось, что он будто держит человека на плаву. Ниже него не утонешь. С той поры осталось отношение к высшему образованию как к непременному условию успешности (чаще всего в области управления кадрами). Но я считаю, что не надо учить какие-то невероятные дисциплины. Умеешь тренировать — тренируй, умеешь играть — играй. А то получается — заканчивают большинство вузы, а потом маются всю жизнь в поисках работы. У человека в руках должно быть ремесло. И потом: многие у нас работают по специальности? Мне нравится немецкий подход. Закончил теннисист игровую карьеру — отправляется на годовые курсы прослушать конкретные дисциплины, переходит в новое качество, но в этой же области. Получает лицензию на право быть тренером. Вузы следует оканчивать, чтобы что-то потом строить, изобретать, создавать новое, а не быть управленцем в тёплом светлом кабинете. За несколько десятилетий мы утратили первоначальные смыслы. Из-за этого запутались, утратили видение направления, дороги, ощущение вектора. Надо бить в одну точку, не разбрасываться...
Продолжение беседы
Беседовал Виктор Шергин («Настольный теннис. Ревю», №4/2013)
